О группе

Максим Леонидов
Вместе с моим однокурсником Димой Рубиным мы написали несколько песен: я – музыку, Дима – слова. Дима играл на бас-гитаре, а еще один наш однокурсник — Саша Калинин -на барабанах. А на соло-гитару мы пригласили замечательного веселого парня Колю Фоменко, который тоже учился на нашем курсе.

Николай Фоменко 
У меня вся любовь к музыке началась с битлов. Моя двоюродная сестра подарила мне пластинку за 70 копеек. Там не было написано, кто это: просто “вокально-инструментальный ансамбль”. И четыре пьесы “Леннон-Маккартни”. Она пришла и сказала: “Вот это – гениальные песни”, и завела “I Should Have Known Better”, которая начинается с гармошки. И я подумал: «Господи, какая фигня, русопятая гармошка какая-то заиграла!». Но я решил послушать дальше и перевернул пластинку. И я услышал “Can’t Buy Me Love”. Все. Я пропал. После этого – я захотел стать битлом. Дома была гитара, и я начал на ней практиковаться. Поскольку я учился играть на скрипке, то быстренько выучил первые три аккорда. А уже позже наши шефы в школе – у нас была хорошая школа, продвинутая, как сейчас говорят – привезли нам настоящий аппарат: усилители, барабаны гитары… И мы стали играть школьной группой. Понемногу научились, да и я как-то стал разбираться в происходящем. А потом случился театральный институт, где мы познакомились с Максом. 

Максим Леонидов
С Фомой мы впервые по душам разговорились на свадьбе моего приятеля, разговорились о музыке и там же, на свадьбе, попробовали вместе сыграть.

Николай Фоменко 
Я пришел на свадьбу, рядом сидел Макс – и мы как-то разговорились. Поболтали о заговорили о музыке, об «АББЕ», только что вышел фильм. В общем, во время этой свадебной пьянки мы вылезли на сцену, попросили у местных музыкантов инструменты и неожиданно, с места, сыграли песню “A Hard day’s Night”. Это на всех произвело фантастическое впечатление. В ходе импровизированного выступления мы решили поменяться гитарами – и Макса ударило током. От неожиданности он уронил чужой дорогущий “Фендер” на пол. Ничего не сломал, но со сцены нас поперли.

Максим Леонидов
Я понял, что можно попробовать поиграть что-то вместе. Собрал ребят на репетицию, прямо в аудитории, перед занятиями – рано утром. Благо, аппарат был, а в институт нас пускали. Впервые сыграв вместе в 51-й аудитории мы поняли, что впереди – огромная работа. Никто из нас в группе не играл, разве что Коля пробовал в школе играть в самодеятельности. Реально мое музыкальное образование плюс музыкальная школа у Фомы давали некоторый шанс – и мы ни минуты не сомневались, что у нас все получится. Скромностью мы не страдали, и энтузиазма было не занимать.

Николай Фоменко  
Мы – панки, по факту – мы внутренние панки. Наша ирония и наши внутренние истории – они запредельны по уровню юмора и отвязности. В основе того, что мы делали — с самых первых минут — был наш собственный ироничный подход. И еще — стопроцентная уверенность в собственных силах. Но тогда мы сперва поиграли что-то, потом разошлись 6 и через год только собрались снова. Ясности не было, но играть хотелось. И записываться хотелось.

Максим Леонидов
Мы пытались что-то записать – еще вдвоем с Рубиным. Студию звукозаписи института обслуживал Игорь Гудков по прозвищу Панкер. Мы его звали Монозуб – из-за отсутствия одного зуба. Панкер стал своим человеком и потихонечку нас записывал. Но не только нас, а еще и других рок-музыкантов: вокруг него всегда была движуха какая-то.

Николай Фоменко 
Было понятно, что создается группа. Худо-бедно, с перерывами, с простоями – но мы держались вместе. А раз группа – то ее надо было как-то назвать. Мы стали придумывать разные варианты – прямо на лекциях. Макс и Дима сидели за одной партой, я за другой, и на листочках мы выписывали варианты названий, базируясь, в основном, на песнях «Битлз». И кто-то написал – do you want to know a secret – и обвел в кружок последнее слово. И выстрелило! Вот оно! То, что мы искали — «Секрет»!

Максим Леонидов
Первым сломался Калинин. После нескольких месяцев репетиций Саша сказал, что уже старый (ему было двадцать четыре года) и не может каждый день рано вставать. Приезжать на репетицию надо было к семи часам, до начала занятий, иначе аудитория была бы занята – а ему было тяжело. 

Николай Фоменко
Надо было искать нового барабанщика. А где его искать-то? Стали смотреть – а ну как рядом есть барабанщики, просто мы их не замечаем?

Максим Леонидов
А рядом, в подвале Учебного театра репетировала группа «Джунгли». Играли они арт-рок с элементами хард-рока, нечто среднее между «Led Zepellin» и «Yes» – многочастные композиции, как симфонии, где имелись прелюдия, тема, разработка с пассажами и неожиданными синкопами.

Николай Фоменко
Ребята из «Джунглей» имели о нас  смутное представление. Ну, есть какие-то мальчишки, они там что-то играют. Было не так уж много песен – “Кеды”, “Уист- Уи” и “Рита”, раз-два и обчелся. Все простенько, рок-н-ролл. А в наших глазах «Джунгли» были просто виртуозы, недосягаемая высота. Мы к ним приходим на репетицию в подвал Учебного театра, а там стоит настоящий концертный аппарат и на нем ребята играют такое, что умом можно тронуться!

Максим Леонидов
Сперва мы решили ангажировать Сережу Назаренко, барабанщика «Джунглей». Он даже пару раз пришел постучать на барабанах. Но то, что мы играли и то, что он хотел играть – это было небо и земля. Ему с нами в наши бирюльки играть было просто неинтересно. И тогда Назарет предложил пригласить своего приятеля Лешу Мурашова, который тоже с кем-то где-то играл. – Одна загвоздка, – поделился сомнениями Сергей. – Мурашов живет в Автово, может не согласиться тащиться в центр рано утром.

Николай Фоменко 
Это даже не Автово, это Сосновая поляна, в самом конце Проспекта Ветеранов. Для нас, ребят с Дворцовой площади, это была какая-то адская штучка. Но нам был нужен ба- рабанщик, а тут все сошлось: и играть умеет, по словам Назарета, и еще у него свои барабаны есть. Барабаны, правда, Леше сделал папа, но мы тогда об этом ничего не знали.

Алексей Мурашов
Барабанов было не достать, и мой папа, золотые руки, сам на заводе мне собрал барабанную установку. Сам гнул и варил каркасы барабанов – в итоге барабаны оказались очень тяжелыми, все-таки чистый металл, стойки – литыми и мощными. И, конечно, хотелось играть в группе. И вот Назарет, мой школьный друг, как-то зашел в гости и сказал, что у них в театральном институте есть какие-то ребята, у которых – группа. И он предложил меня. В общем, я стал ждать звонка, хотя ни на что особо не рассчитывал, ну, какая-то группа, какой-то театральный… Вообще ничего понятно не было.

Николай Фоменко
Нам нужно было купить новую бас-гитару, а денег не было. И мы взяли халтуру – за сто рублей нужно было покрасить яхту. Стольник был 9 нужен как воздух – в комиссионке ровно за сто рублей продавалась бас-гитара. И вот мы поехали в ЦПКиО. Там по дороге был мост, а у моста стояли телефонные будки – может, они там и сейчас стоят. Макс зашел во вторую по счету будку, я зашел с ним – и набрали номер Мурашова.

Максим Леонидов
Мы долго думали, как обставить звонок Мурашову. Очень хотелось зазвать его по-битловски, как Джон Леннон позвонил Ринго Старру: «Зачеши волосы назад и приходи на репетицию». Может, именно это я ему и сказал – во всяком случае, мне кажется, что я так сказал. Но главное – мы ему сообщили, что завтра в семь утра надо на репетицию.

Николай Фоменко 
Другой бы человек послал нас куда подальше – в семь утра приехать на другой конец города. А Леша отреагировал достаточно спокойно: «Во сколько? А-ха…». И повесил трубку.

Алексей Мурашов
Это было первое удивление со стороны ребят – что я согласился приехать к семи утра. Для этого, кстати, мне надо было встать в пять, это круче, чем на завод. Но все равно – проснулся и приехал.

Максим Леонидов
Первым делом Леша начал настраивать барабаны, чем поверг нас в крайнее изумление, мы даже не догадывались, что барабаны можно настраивать.

Алексей Мурашов У них была куплена барабанная установка – советская, но приличная, нераздолбанная. Как потом выяснилось, ее Макс выбил под спектакль «Ах, эти звезды». Я увидел барабаны и первым делом говорю: «Отвертка есть? Барабаны настроить». Они про себя: «Вот это человек пришел!…»

Николай Фоменко
Мы вообще и представить себе не могли, что с барабанами можно и нужно что-то делать! Настраивать!! Барабаны! Дичь совершенная! А Мурик сразу деловито начал с ними возиться, отстукивать – и, надо сказать, как-то быстро справился. Тут мы совсем уже стухли, подумав, что к нам пришел профессионал, который после первой репетиции нас на смех поднимет и сольется.

Алексей Мурашов 
Первую песню, которую мы стали разучивать – «Старый Ковбой». И опять случилось попадание: это такая прикантреванная вещь, а я кантри люблю. И всю первую репетицию Фоменко был в пол-оборота от меня, на меня он принципиально не смотрел. У него был задранный вверх воротник рубахи, что довершало отстраненность. Зато после второй репетиции он потащил меня в «пирожницу», в кафе, и там уже по-полной «дал Ленина».

Николай Фоменко
Было понятно, что никого лучше мы точно не найдем – Лешка как-то сразу вписался. Но он был совершенно «небитловский» человек, ему другая музыка нравилась – Queen, Deep Purple, Rainbow – так что надо было его «пролечить». И я, по сути, Мурика уговорил: оставайся, будем настоящей группой, все вместе, все вчетвером. Он, надо сказать, мне как-то сразу поверил. В общем, деваться было некуда – он нам был нужен, а мы, как я теперь понимаю, были нужны ему. Опять все сошлось!

Максим Леонидов
Мы хотели показаться кому-то из «старших товарищей», а тут возник такой шанс: в Ленинград приезжает Бари Алибасов, чтобы отсмотреть новых музыкантов для своего «Интеграла».

Николай Фоменко
Бари Каримович пришел к нам в шесть утра. Для нас он был небожитель какой-то. Руководитель «Интеграла» – настолько круто, что круче, казалось, и представить нельзя! Он пришел к нам на репетицию, рано утром, на нем была небесной красоты голубая дубленка и вообще он был весь из себя «прикинутый по фирме». Настроен Бари был добродушно, сказал, что много про нас слышал, а теперь хочет посмотреть, как мы умеем играть. Мы сыграли ему свою мерсибитовскую программу – 6-7 песен, все очень быстро. И тогда Бари нам заявил: «Такую фигню никто слушать не будет».

Максим Леонидов
Он, с одной стороны нас раскритиковал, а с другой – похвалил. Эффект кнута и пряника получился. «Хорошо, — сказал он, — что вы подвижные. Я могу вас взять, чтобы вы могли внутри концерта «Интеграла» сделать, скажем, несколько номеров, а репертуар вместе выберем, у меня есть свои композиторы, профессиональные, которые пишут для меня музыку».

Алексей Мурашов
И вот тут я понял, что настал переломный момент – или мы сейчас прогнемся под Алибасова, или покажем, что что-то из себя представляем. А Бари для меня в тот момент был ни грамма не авторитет, я из советских групп любил «Магнетик Бэнд» Гуннара Граппса, а «Интеграл» мне каким-то фуфлом казался. Так что я встал и говорю: «Бари Каримович, я не первый год в рок-музыке. Не надо нам указывать, что играть. Что мы делаем, то и будем делать». И вышел из аудитории.

Николай Фоменко
Обомлели все – и Бари, потому что он от двадцатидвухлетнего сопляка не ожидал такой наглости, и мы, потому что в этот момент Мурик стал для нас абсолютным героем. Но распрощались мы с Алибасовым мирно, он даже оставил нам свой московский телефон. 

Николай Фоменко 
Кандидатура Забла в качестве гитариста сидела у меня в голове достаточно давно. Однажды, давно, фактически до «Секрета» я посетил квартирник, который проходил недалеко от моста лейтенанта Шмидта. Классический ленинградский квартирник — со свечами, портвейном и восторженными девчонками. Я-то шел туда как зритель, а вот ар- тисты начинающего дуэта Рубин-Леонидов — как участники. Они играли под акустические гитары лирические песни: раскладывали по голосам, придумывали какие-то партии — то есть вроде бы и любительская, бардовская история, но не без налета профессионализма. А после них выступал хэдлайнер — гитарист группы «Выход» Андрей Заблудовский с электрической гитарой. Хэдлайнер играл произведения собственного сочинения, от которых валило ощущение припанкованной жизни, свободы — такого настоящего рок-н-ролла. Я смотрел на это, открыв рот. Хоть я и отвязанный пассажир, но глядя на то, как Забл играл на гитаре, у меня создавалось ощущение, что я вообще закован в броню.

Андрей Заблудовский
У меня был большой опыт концертной деятельности. Можно даже сказать, я ветераном считался — играл со школьных лет. Мы в классе сколотили рок-ансамбль: наши школьные шефы купили инструменты, на которых сперва поиграли старшеклассники — в частности, Андрей Ургант, который был у меня пионервожатым. А потом, после школы, мы с моим одноклассником сколотили группу «Хамелеончик За». Клавишником у нас был Вова Захаров, который потом утащил меня в группу «Выход», куда затем пришел небезызвестный Силя, он же Сергей Селюнин, легендарный питерский рок-бард. 

Максим Леонидов
Надо сказать, что к Андрею мы давно присматривались — мы жили рядом, общались еще со школьных времен. Не дружили, но, во всяком случае, приятельствовали. И он даже был на одном из наших первых концертов. Не уверен, что ему мы тогда понравились, но он в целом как-то тепло о нас отзывался и складывалось впечатление, что мы ему не особо противны.

Андрей Заблудовский
Это был один из первых — если не первый — концерт «Секрета», который им сделал Панкер. Проходил он на сцене института «Ленгипрогор», зрителей было человек тридцать. Я пришел на концерт с приятелем, который, в свою очередь, прихватил с собой маг- нитофон «Весна». Надо сказать, что концерт мы запи- сали и у меня где-то есть полчаса этой записи. Что я помню — так это то, что выглядели ребята дичайшим образом. По-человечески выглядел, кажется, один Леша Мурашов, но его было просто не видно за барабанами. Было видно, что их прет «быть битлами». Так что после концерта мы дождались Макса и Фому и пошли вместе домой. А по дороге я им начал рубить правду-матку: ребцы, все классно, но надо бы подучиться, и вообще вы слишком битлов напоминаете. А мой приятель — тот, который с магнитофоном «Весна» — возьми и скажи Максу: «А возьмите Андрюху пятым!». Макс с Колей как-то замялись, да нет, мы же, в общем, как бы битлы, зачем пятый… В общем, мне в тот момент, признаться честно, было как-то не до «Секрета» — но мы друг друга запомнили и, как я сейчас понимаю, заметили. 

Николай Фоменко
Мы понимали, что у нас фактически остался последний шанс — если мы быстро не найдем замену Рубину, то вся группа может развалиться к чертям собачьим. И хотелось взять музыканта, который был бы значительно более профессионален, а, самое главное, еще и востребован. Идеально — увести гитариста из-под носа у какой-нибудь команды. А Андрюху тогда активно тащили к себе панки — он вполне мог оказать в составе группы «АУ».

Андрей Заблудовский 
Меня звал к себе Свин — Андрей Панов, который, кстати, недоучившийся актер и однокурсник Фомы. Он как раз организовал «АУ» и мне позвонил. Я отвечаю: отлично, зовите на репетицию, может что-то вместе придумаем. Но Фома Свина опередил — ко мне ввалилась гоп-компания, и сразу же взяли меня в оборот: «гитару купил? — погнали репетировать!» Похоже, гитара моя не давала им покоя!

Алексей Мурашов
Время было и странное, и забавное. Прежде всего ценились не просто музыканты, а музыканты со своим инструментом. По двум причинам: первая — раз ты обзавелся собственным инструментом, который надо было еще и достать, в первую очередь, значит, ты всерьез намерен в музыку залезть и в ближайшее время бросать это занятие не собираешься. А, во-вторых, если у тебя есть инструмент — значит, ты на нем дома занимаешься и нарабатываешь мастерство. Ну а если у тебя еще и фирменный инструмент — так тогда вообще ты становишься мегаценным кадром. И Забл для нас был именно такой удачей: он и играл дольше нас да и круче нас, и плюс ко всему он купил новую гитару. Так что его судьба была стопроцентно решена: Коля решил взяться за него всерьез.

Андрей Заблудовский
Меня Фома убедил, надо сказать, достаточно быстро. Да, в общем, и убеждать особо не понадобилось — я как-то для себя уже решил, музыка мне нравилась, ребята были знакомые и кайфовые. «А почему бы и нет?» — подумал я.

Николай Фоменко 
Мы стали созваниваться и приезжать к нему Андрею гости. В общем, общались все плотнее и плотнее — а основной посыл общения был предельно ясен: давай-ка, старичок, ай-да к нам. И Забл не устоял: в апреле он пришел на первую репетицию — пришел, надо сказать, подготовленным, честно выучив весь материал. И вот эта репетиция официально считается днем рождения группы «Секрет». 

Алексей Мурашов:
Майк был гений. абсолютный гений, который мог очень просто, понятными словами, очень наивной лексикой говорить о чем-то важном, о чем-то главном. Говорить просто о сложном. 
Майк нас слушал, а мы слушали Майка — происходил такой творческий взаимообмен. Мы песню сыграем, Майк сыграет. И вот мы зацепились за «Буги-Вуги» и решили попробовать ее сыграть. И так получилось, что песня вписалась в наш репертуар. По идее, Майку тут самая пора взревновать, это же его вещь, он ее сочинил! А Майк наоборот — только обрадовался. А потом мы подхватили еще и вторую песню Майка — «Мажорный Рок-Н-Ролл». Больше мы чужих песен не пели, только свои.

Николай Фоменко:
Майк сказал: «Круто вообще, чуваки!». Я думаю, он прекрасно понимал, что сочинил абсолютный хит, вот только он сам этот мега-хит раскрутить не сумел. А у нас получилось — и Майк не взревновал, не расстроился, а был в восторге. И такое отношение к жизни и творчеству как нельзя лучше характеризует Майка.

Максим Леонидов:
Мы были ужасно не похожи на все то, что Майка окружало. Он был внутри такого «духовного андеграунда», который и сформировал питерский рок. Было три кита — Гребенщиков, Цой и Майк, «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк». Но вся эта музыка все-таки была наделена некоей мрачностью, депрессивностью — а тут мы со своей непосредственностью и оптимизмом. У нас была жизнь, у нас был драйв — но это был не фальшивый, не наигранный драйв. Это было в нас, собственно, именно это мы и взяли от битлов по-настоящему. И Майка это не могло не зацепить.

Николай Фоменко:
Майк сказал, что нам надо вступить в рок-клуб. Мы, в принципе, это тоже понимали. Но мы ни с кем из рокеров не общались, в тусовке не вертелись. Зато были стопроцентно уверены в собственной гениальности. Майк, как мне кажется, тоже понимал, что мы чего-то стоим — он замолвил за нас словечко.
Мы вышли с новыми номерами, с тем, что никто не слышал, и забрали восприятие рок-клуба так, как никто не ожидал. Кроме нас самих, естественно. Мы-то знали, что мы — гениальные.

Максим Леонидов:
После нашего выступления все стали нас поздравлять, Подошел длинноволосый парень с серьгой в ухе и сказал: – Первый раз слышал, как люди поют по-русски, а создается впечатление, что поют по-английски и текст не раздражает. Это был Борис Гребенщиков.
Я только недавно понял, что мы были таким лакомым куском для тогдашнего рок-клуба — просто идеологически! И мы отличались коренным образом от того, что у них в рок-клубе в тот момент происходило. Мы были искренними, раскрепощенными. Играть, конечно, толком не умели, зато с лихвой это восполняли темпераментом, азартом и искренностью.

Андрей Заблудовский  
Мы не хотели быть как «Поющие гитары» какие-нибудь, которые стояли с каменными лицами и пели, что «песни у людей разные». Нам нужно было быть ни на кого не похожими — сейчас бы сказали, что мы придумывали себе имидж. В моде была «новая волна», всякие кожаные куртки, рваные джинсы, кто-то начинал гримироваться. Нам же хотелось чего-то другого — и начали мы с костюмов. У битлов же были костюмы — вот и у нас пусть будут!

Николай Фоменко 
Самые первые костюмы нам сшила моя мама — у нее была ткань в рулонах, для транспарантов. голубого цвета, она ее перекрасила в черный и сшила нам самые первые костюмы.

Андрей Заблудовский 
А потом я попросил одного своего приятеля, который умел шить, и он сшил нам одинаковые рубашки и одинаковые штаны. Рубашки были черные с белыми обшлагами, белыми воротника- ми и белой планочкой. Но после первой стирки все белое стало черным – полиняло. Тогда мы решили, что надо взять просто белые рубашки, а брюки он нам сшил серенькие с тоненькими-тоненькими красными лампасиками. То есть образ был почти завершен. оставалось что-то на шею надеть. И мы тогда подумали про галстуки. Стали решать, какие должны быть галстуки — если черные, то будем похожи на группу «Браво». Значит, нужен какой-то другой цвет.

Максим Леонидов 
А мне всегда нравился образ тореадора — белая рубашка, узенькие брюки и тонкий красный галстук. Мне это казалось безумно романтичным. И в хоре мальчиков, когда я там в детстве пели, у нас тоже были галстучки такие, на резиночках. И все это ложилось в образ красного галстука. Первые свои галстуки мы сделали из армейских галстуков — просто взяли стандартные и обшили их красной тканью, от знамени. Образ сложился! 

Максим Леонидов 
С телевидением все завертелось довольно неожиданно. Мы с Фомой служили в армии, там же сочиняли новые песни, а периодически меня отпускали домой — отыграть спектакль «Ах, эти звезды!». И вот однажды после спектакля мне позвонили с ленинградского телевидения и сообщили, что запускают новую передачу под названием «Кружатся диски». Со мной хотели познакомиться — им был нужен ведущий, молодой и артистичный. Я немедленно рассказал об этом Коле, и мы решили поехать на собеседование вместе. Фома — гений коммуникативности, в этом ему нет равных. Вместе мы начали разрабатывать стратегию будущего общения с девушками с телевидения: упускать шанс не хотелось ни в коем случае.

Николай Фоменко
Мы предварительно разыграли весь будущий диалог с телевизионщиками, расписали роли, кто, что и как будет говорить. Сразу решили, что будем не просто добиваться того, чтобы Макса взяли в качестве ведущего, но и чтобы «Секрету» отводилось место в каждой из передач. Мы понимали, что второго шанса может и не быть — и шли фактически ва-банк.

Максим Леонидов 
Фома начинал, я подхватывал. Мы были молодые, обаятельные и очень наглые. Я даже сел за рояль, мы с Фомой спели несколько песен «Секрета», предложив каждую передачу заканчивать песней в нашем исполнении. Это телевизионщикам понравилось.

Николай Фоменко
Мы, как я сейчас понимаю, тогда их здорово разгрузили — не надо было заботиться написанием сценария: пришли двое ребят, которые все сами сделают, да еще и по поводу финала каждый раз не надо будет заморачиваться. Мы почувствовали, что победа у нас в кармане — и так оно и вышло: Макса утвердили. И первым делом мы бросились снимать фильм о самих себе — теперь у нас появилась такая возможность, была телегруппа, камеры, было все, что нам нужно.

Алексей Мурашов
Мы сразу решили подавать себя как битлов в «A Hard Day’s Night»: вот мы прилетаем на самолете, вот толпы поклонников, вот мы играем при полных залах, а девчонки бьются в истериках. Все, мы заявляли себя как абсолютных звезд.

Максим Леонидов 
Программа выходила ежемесячно, и к каждой передаче мы должны были написать новую песню, записать ее в Доме радио и снять соответствующий видеоролик. Приходилось придумывать каждый раз что-то новое.

Алексей Мурашов 
Особенно мне досталось при съемках клипа на песню «Зенит-чемпион». В группе я и Забл были основными болельщиками, и когда в 1984 году «Зенит» стал чемпионом, то на мелодию «Johnny B. Good» мы написали свои слова — получился такой неофициальный гимн любимой команды. Соответственно, видео решили снимать на стадионе, где мы, надев зенитовскую форму, гоняли мяч. А меня накануне забрали в армию и обрили голову — но на съемки и концерты отпускали. Чтобы прикрыть лысину новобранца, где-то отыскали огненно-рыжий парик, который на меня и напялили. И вот я там таким Иванушкой-дурачком и пробегал.

Максим Леонидов 
Была еще песня «Ведьма», которая не вошла ни в один альбом. Клип на нее мы снимали в Стрельне, на руинах Константиновского дворца. Теперь-то его отреставрировали, а тогда он представлял собой вид совершенно мистический, средневековый. В роли ведьмы снималась Ада, жена Заблудовского, она бегала в белых полупрозрачных одеждах, а вокруг скакали мы, изображая злых духов. Для усиления эффекта нам наклеили огромные носы. Получился в итоге запредельно кошмарный клип, для нас совершенно не характерный.

Алексей Мурашов 
С моей армией были проблемы — я завалил сессию в институте, и меня «забрили». На счастье, служил я в военно-строительном отряде, в Ленинграде, и меня можно было периодически отпрашивать на съемки. Но иногда этого не получалось — и пару песен ребята сняли без меня, например, в клипе на «Арину-Балерину» меня нет.

Андрей Заблудовский
Телевидение — это был очень серьезный шаг. Первый настоящий шаг к популярности — по крайней мере, в границах Ленинграда, потому что «Кружатся диски» показывали по Ленинградскому телевидению. Но, конечно, нам не хватало менеджмента — и то, что нам нужен администратор, директор, тот, кто будет все организовывать и за все отвечать, рано или поздно должен был возникнуть. 

Николай Фоменко
Натаныча нам порекомендовала мама моей первой жены, которая преподавала у него на курсе в эстрадном училище. Она сказала: «Да вам нужен просто нормальный директор, есть Сережа Александров, который занимается этим давно и круто, работает в Ленконцерте и знает, как все устроено».

Максим Леонидов 
Первая встреча была нам назначена в пивном баре за Казанским собором. Это было знаковое место, туда пацаны вроде нас не ходили. Нас встретил мужчина с черными вьющимися волосами в шикарном, хотя и потертом кожаном плаще до пят нараспашку, почти ковбойской шляпе и вязаной сеточкой безрукавке поверх красной рубашки. Обе руки украшали массивные золотые перстни антикварного вида. Удивительным образом холеность в нем сочеталась с потрепанностью. 

Николай Фоменко 
Он нас хотел поразить, потому и разоделся так, по-петушиному, — нужно было показать, что он серьезный пассажир. Но и мы были не лыком шиты. На первой встрече мы поприсмотрелись друг к другу, а второй визит Александрова был уже сопряжен со встречей со всей группой. И там мы ему уже задавали ключевые вопросы. Детские, но для нас тогда — очень важные. 

Андрей Заблудовский 
Сергей Натанович в пивном баре тут же заказал всем пива с закусками, которые за- няли практически весь стол. Разговор начался с того, что он безапелляционно заявил, что у него в этом городе все схвачено. Когда мы спросили: «А газеты?» — он ответил: «Не вопрос!». «Репетиционная база?» — «Не обсуждается!». Мы переглянулись. В происходящее как-то не верилось. Но когда настал момент оплаты счета за выпитое и съеденное — он достал лопатник с такой «котлетой» бабла, что переглянувшись еще раз, мы поняли, что это тот человек, который нам нужен. 

Алексей Мурашов 
На исторической встрече я задал несколько животрепещущих вопросов и получил на них исчерпывающие ответы. «Мы будем так же популярны, как «Земляне»?» — «Будете» — «А будут такие же плакаты, как у Пугачевой?» — «Будут». Натаныч отвечал четко и не раздумывая. Мы ему почему-то поверили. Но все так и получилось, как он обещал. 

Николай Фоменко
Он нас стал серьезно музыкально подтягивать. Попросил замечательного джазмена Володю Габая позаниматься с нами музыкой — просто по грамоте нас подтянуть. Мы все эти требования выполняли, веря в то, что нам это поможет. И помогло, на самом-то деле. 

Максим Леонидов 
Александров долго пытал нас — что писать на афишах. Мы не знали, что. Все коллективы не симфонической и не народной музыки в нашей стране именовались одинаково — ВИА. Но называться «ВИА» мы не хотели. А называться «рок-группа» думали, что не имеем права: в стране была одна официальная рок-группа — «Машина времени». И тут мы вспомнили, как «Битлз» называли себя в ранние годы «бит-комбо». Так появилось название «бит-квартет «Секрет».

Николай Фоменко 
Мы стали концертировать не просто много, а очень много. Сперва Натаныч «спарил» нас с джаз-оркестром «Диапазон», потом мы стали ездить первым отделением, например, с Валерием Леонтьевым или Михаилом Боярским. Шла публика при этом все равно — на нас, куда деваться-то? Но и мы не останавливались на достигнутом — вслед за городской популярностью хотелось славы в масштабе всей страны, И здесь нам на помощь снова пришло телевидение. Помимо ленинградского телевидения. где мы уже крепко засели, мы пролезли на телевидение союзное, в программу «Утренняя почта». И после этого — все, можно было уже ничего не делать: нас стали узнавать абсолютно все, а не только питерцы.

Максим Леонидов 
Мы поехали в Москву фактически «на деревню дедушке». Нас познакомили сперва с Юрием Николаевым. он дал нам адрес режиссера. Мы с Фомой написали сценарий программы, который, как и в «Кружатся диски», целиком крутился вокруг наших песен. Мы придумали следующий ход: ведущего Николаева вызывает на худсовет комиссия (членов комиссии играем мы) — и рекомендует ему собрать «народную» музыкальную группу. И вот он всю программу собирает такую группу — строителя, рабочего, и так далее (музыкантов изображали тоже мы), а в финале мы выходим уже как «Секрет» и играем песню. Вот такой сценарий мы написали — и поехали представлять его режиссеру. Режиссер, кстати, был не очень рад нас видеть: похоже, у него была радужная ночь со всякими возлияниями. Но выслушал, взял сценарий — и в итоге программа вышла. «Утреннюю почту» показали по первой программе и наутро мы вкусили тяжкое бремя славы.

Николай Фоменко 
Мы стали знамениты — знамениты по-настоящему. В Ленинграде мы уже привыкли, что нам прохода не дают — у нас была куча поклонников. Едем мы, допустим в Москву, садимся на Московском вокзале в поезд, и за нами по перрону бегут поклонники — как в “A Hard Day’s Night”, абсолютно. А выходим в Москве, а там вообще — ноль и никто не знает, кто ты такой. И вдруг все изменилось.

Максим Леонидов
Я понял, что мы популярны на одном большом концерте — это был фестиваль какой-то питерский, проходил он во Дворце молодежи. Мы играли отделение после «Диапазона». И вот там мы первый раз увидели этих мальчиков и девочек, которые понакупили себе красных галстуков, пролетарских кепок, в которых мы фотографировались — это же тоже было от битлов: мы одевались одинаково, в одни и те же пальто, кепки, костюмы. И тут — процентов тридцать в зале фанатов, пришедших на нас, и одетых «под нас»: пиджаки, белые рубашки… Мы и представить такого не могли! Хотели, конечно, этого жутко, все делали для такой популярности — но когда мы увидели, что это сработало, то были ошарашены. И фанаты приняли нашу игру: мы были битлами, а они — битломанами. 

Алексей Мурашов 
Мы вышли на сцену и увидели полный зал ребят и девчонок в красных галстуках. Они знали все наши песни и были готовы носить нас на руках. Это был абсолютный шок. Все, слава пришла, а мы даже не поняли, как. Мы так безумно этого хотели, что даже радовались неоднозначно — просто шок и все тут.

Андрей Заблудовский 
Став известными, мы принялись — с помощью Сергея Натановича, конечно — покорять страну. Мы стали гастролировать по четкому и масштабному графику, который имел под собой понятную экономическую основу. Сперва мы договорились, что зарплаты у всех пятерых должны быть одинаковыми — нас четверо и Натаныч. Надо было сменить тарификацию и получить филармоническую ставку. И Натаныч пристроил нас в Ульяновскую областную филармонию. Тогда многие так делали — это был нормальный творческий путь, снизу вверх.

Максим Леонидов 
Мы ощущали себя единым братством, единым кулаком — жили в гостиничных номерах попарно, просто менялись время от времени, чтобы друг другу не надоесть. Вместе шутили, вместе сочиняли, вместе что-то придумывали. Фома как-то сказал в интервью, что если один из нас уйдет из музыки и пойдет работать на завод — то трое остальных немедленно попросятся к нему в бригаду. Отчасти это было именно так, в этом не было пустого бравирования. А что касается Монголии — то там нам очень помогло советское телевидение. Мы же братские страны были, социалистические, и первую программу там тоже показывали. А значит — показывали и нас.

Николай Фоменко 
Мы могли выбирать — куда именно ехать. Нас, по сути, ждали везде — полный зал нам был гарантирован. Мы наконец-то достигли того баланса, о котором мечтали всю жизнь. Нас показывают по телевизору: по советским меркам — в очень неплохом объеме, надо заметить. Нас слушают. Нас ждут. Нам еще за это деньги платят — очень приличные, надо заметить! Мура Доходило до того, что мы садились и рассуждали — а чего нам хочется? О, нам хочется свежих дынь! Где там сезон дынь? В Узбекистане? Едем в Ташкент! Нам хочется редких книжек! Где самые лучшие букинистические магазины? Едем в Алма-Ату или Краснодар! Нас ждали везде!

Николай Фоменко
Мы оказались в простой и понятной ситуации: песни были отрепетированы, программа была собрана, ее хватало даже не на одну пластинку. Надо было просто взять и записать. Главный вопрос был — где записывать. Выбрали Таллинн.

Максим Леонидов 
Таллинн — это была такая иллюзия Запада. Мы вроде как в Лондон поехали писать пластинку. Вот только одного мы не учли: в Советском Союзе отсутствовало такое понятие как «саунд-продюсер». На студии сидели таллиннские техники, которые все записывали левой ногой. Через какое-то время мы поняли, что нам совершенно не нравится то, что у них получается — и ситуацию надо как-то спасать. Тогда я позвонил в Москву Саше Кутикову и попросил его приехать. Мы с Сашей были знакомы, «Секрет» уже играл совместные концерты с «Машиной времени», а Саша был и остается очень хорошим звукорежиссером, прекрасно разбирающимся в том, что можно делать со звуком — даже с учетом напортаченного таллиннскими техниками. И он приехал и исправлял по мере возможности все, что было там сделано. Мне до сих пор не нравится, как записан первый альбом «Секрета», я бы, естественно, все там переписал, но уже было поздно. Саша эту запись «вытянул» максимально.

Андрей Заблудовский 
Студию в Таллинне нам посоветовал собственно Саша — именно там «Машина времени» записывала пластинку «Реки И Мосты». Саша сказал, что на советском пространстве это — самая лучшая студия. Когда мы начали работать над записью, то поняли, что без Саши Кутикова нам явно не обойтись. Пришлось вызывать его в Таллинн. Саша чудесно откорректировал все, что было записано эстонскими звукорежиссерами, и получился тот самый «Секрет», который все знают. 

Николай Фоменко
Переписать текст потом, правда, все-таки пришлось — потому что в советские времена записать пластинку это было еще полдела. Песни надо было залитовать. И вот тут у нас неожиданно возникли проблемы, потому что стали придираться к текстам.

Максим Леонидов
Сам факт допуска пластинки к выпуску пробил Давид Тухманов. На худсовете «Мелодии», после того, как этот самый худсовет прослушал весь материал, он встал и сказал, что ему песни нравятся. Поэтому остальные члены комиссии нас тоже стали хвалить — авторитет Тухманова был велик. Но все-таки придрались к нескольким песням. Из песни «Вниз По Течению» из фразы: «И вечером в ней купают коней, / И рыба на зорьке клюет…» приказали убрать рыбу. Почему — объяснить невозможно. Но цензоров вполне устроил откровенный бред, заменивший рыбалку на заре: «И вечером в ней купают коней, Найдя предварительно брод». 

Николай Фоменко
Еще хуже вышло с «Алисой». Там привязались к словам «Алиса совсем как дитя». Нет, говорят, замените на «Алиса — она же дитя». Смысл, если разобраться, получался откровенно чудовищный, потому что получалось, что мы поем не про девушку, а про ребенка. прямо «Лолита» какая-то. Но им показалось, что про ребенка будет как-то благостней.

Максим Леонидов 
Смешнее получилось с «Кристиной». Услышав строчку: «Эй, Кристина, я нынче желаю тебе жить без бед», проверяющий заявил, что «без бед» похоже на «п****ц». Еле отмазались. Тут нам ничего не пришлось менять.

Алексей Мурашов
Полный бред получился с «Сарой Барабу», которую пел я. Там попросили переделать припев — мол, получается, что в Тимбукту лучше, чем у нас, что там растут кокосы-абрикосы, и все хорошо. Мы в ответ показывали детскую книжку со стихами — именно оттуда был взят текст — вот же, напечатано, выпущено, издано! Не помогло. Пришлось переписать припев — получилось так: «Корова Му так весело мычала, Что марабу внезапно грустно стало, Что у него такого нет вокала И он не может так же громко, весело мычать».

Андрей Заблудовский
А дальше вышел главный казус — с утвержденным текстом ушел сигнальный, небольшой тираж пластинки. А когда альбом допечатывали, потому что первый тираж сразу раскупили, то на остальных тиражах текст в «Саре» остался неизменным!

Максим Леонидов 
В итоге пластинка «Бит-квартет «Секрет» вышла тиражом около миллиона экземпляров. В другой стране после такого успеха мы могли бы побросать гитары и уехать в тот же Тимбукту прожигать остаток жизни, но нам не дали сойти с праведного пути, заплатив всем вместе семьдесят рублей.

Николай Фоменко 
Было понятно, что второй альбом должен отличаться от первого. Мы становились старше, писались другие песни, нас интересовали какие-то новые формы — в том числе музыкальные. Одним словом — мы взрослели.

Максим Леонидов
В общем, во втором альбоме песни были более серьезные, даже по сюжету — более страшные. Другое дело, что публика была не совсем готова к тому, что «Секрет» будет меняться. Они-то хотели от нас «Буги-Вуги Каждый День».

Андрей Заблудовский
К этому моменту программа «Кружатся диски» закончилась, а на новые песни нужно было снимать клипы, Натаныч пригласил в качестве режиссера известного кинооператора Георгия Рерберга, который снимал «Зеркало» у Тарковского. И Рерберг снял нам три клипа — «Ленинградское Время», «Беспечный Ездок» и «Прощай, Ночь, Прости». Именно он придумал обнаженную девушку в конце «Ленинградского Времени», и все сюжеты клипов — ему была отдана вся творческая сторона вопроса. Снимал он не на видеопленку, а на кинокамеру, по всем законам кинематографического жанра. На тот период времени это был, наверное, самый лучший музыкальный видеоряд в стране.

Алексей Мурашов 
Нас стала окружать новая музыка, новые мысли, в том числе музыкальные — Спрингстин, «Queen», какие-то арт-роковые вещи. Отсюда и усложнение аранжировок, и новые формы.

Максим Леонидов
А какие-то вещи мы так и не записали — я бы с удовольствием восстановил сейчас, например, песню «Последний Трамвай». Или те же «Кеды» — это были хорошие песни, но на пластинки они не попали. Песни стали писаться другие, но это же не от головы происходит. Я помню, что я был крайне поражен на некоторых концертах, когда мы пробовали выходить без галстуков — зал на это никак не отреагировал. Люди просто хотели слушать «Секрет» — и все. При этом мы параллельно думали и какой-то возможно популярности на западе и даже записали несколько песен на английском языке — нам перевели наши тексты, и мы их спели по-английски, как могли, даже Коля, который в школе немецкий учил. 

Николай Фоменко
На этом фоне зарождающегося капитализма и умирающего социализма нужно было работать по-новому. Кооперативная деятельность — была самым понятным и, как тогда казалось, перспективным путем. И Натаныч решил сделать театр-студию «Секрет». Перевести нас на стационарную площадку и построить вокруг нас целую индустрию. По тогдашним меркам проект казался вполне реальным.

Андрей Заблудовский
Натаныч так нам и объяснил, что надо бы сделать свою организацию, было бы здорово иметь вообще все свое. У нас будет свое здание, своя студия, своя репетиционная, свое здание, свой театр со зрительным залом, все-все-все свое. И мы ведемся на это, и, что самое смешное, — первые шаги дают возможность в это верить! Все создавали свои театры-студии: Боярский, Пугачева…

Максим Леонидов
Первый спектакль мы сделали прицельно — попалась пьеса про Элвиса. Александров ее банально стащил из управления культуры. Увидел на столе стопку машинописных листов, среагировал на слово «Элвис» — и спер. Это была немецкая пьеса Регины Леснер в переводе Юрия Аникеева. Судьбу спектакля решил тот факт, что Аникеев пригласил нас в гости в Гамбург, куда мы с Александровым полетели. Там, в Гамбурге, Аникеев работал в театре под названием «Клякса», который состоял из двух старых хиппарей-актеров: Томаса и его жены Хайди. У нас получилась такая творческая взаимопомощь: сперва мы пригласили на гастроли в Ленинград «Кляксу», а потом на гастроли в Гамбург поехал «Секрет». И, естественно, мы стали ставить пьесу про Элвиса — спектакль назвали «Король рок-н-ролла». Спек- такль шел год на сцене «Октябрьского», а еще мы его возили на гастроли в Москву в Театр эстрады. Это оказался наш первый — и последний спектакль.

Николай Фоменко 
При этом у меня была немного другая идея — что надо делать не сольный спектакль на одного из нас, а сделать спектакль на всех четверых. Я его придумал — он назывался «Двор» и должен был строиться вокруг наших песен. То есть там четыре главных героя, четверо ребят, которые живут в одном дворе и начинают вместе сочинять песни. Вот — «Беспечный Ездок» — и на сцене появляются мотоциклисты. Вот — «Коррида» — и выходят тореадоры, Кармен, Хозе… То есть такой настоящий рок-мюзикл с неким условным сюжетом. Мне казалось, что правильнее было начать именно с такой истории, а потом уже делать «сольные» спектакли.

Андрей Заблудовский
Это была новая, совершенно необычная, масштабная вещь. Фома его нам показал — фактически как режиссер, объяснил на пальцах. И в связи с тем, что Коля и бумага несовместимы, для него что-то написать — скука смертная, если он это уже в голове придумал, — сценарий тогда не состоялся. И начали мы с Элвиса. Но идеи «Двора» нам потом все равно пригодились.

Алексей Мурашов
Спектакль «Король рок-н-ролла» начинался с меня — с моего персонажа. Звонил телефон и я, игравший секретаря, подходил к телефону. В отличие от Макса и Фомы, мы с Заблом не были профессиональными актерами, но старались, конечно, соответствовать. 

Андрей Заблудовский
Думали про другие сольные спектакли. Фома хотел сыграть пьесу «Любимец публики». А на меня должны были поставить спектакль про Марка Болана. Я уже грешным делом пошел к Майку, мы сели с ним и расписали практически все сюжетные линии. Я выписывал персонажей, придумывал, кто, как, куда пойдет и зачем, все — вплоть до автокатастрофы. Для этих целей я взял у Майка книжечку самиздатовскую про Болана и всю ее выштудировал.

Максим Леонидов
С одной стороны, для меня спектакль «Король рок-н-ролла» был очень важен: я все больше и больше, от спектакля к спектаклю входил в роль Элвиса. А еще я в этом спектакле встретился на сцене со своим отцом: папа играл полковника Паркера и делал это, на мой взгляд, блестяще. Так что для меня каждый спектакль был своеобразным экзаменом — я просто не мог позволить себе при моем отце сыграть плохо.

Андрей Заблудовский  
Первый раз мы сыграли втроем, когда Макса позвали играть в фильме «Биндюжник и король». Натаныч нас собрал и говорит: «Отменяем концерты». Тогда я помчался к Максу и говорю: «Ну, ты же не против, если мы споем без тебя программу». Макс говорит: «Выучите – спойте, не срывать же концерты!». И понеслось! Я выучил одни песни, Фома — другие, и Фома, я и Мура отфигачили все концерты, пока Макс снимался. И вот тогда я почувствовал, каково это – быть солистом. Вся гримерка была засыпана цветами. Я внутренне себя раскрепостил. 

Алексей Мурашов
Я помню, когда это возникло. Однажды Натаныч нас собрал и сказал: «Ребята, я сегодня впервые сам позвонил концертным организаторам». То есть ему перестали приходить предложения. Он снова сам стал нас предлагать. И сложилось то, что физики называют «усталость металла». У нас же фактически не было падения — сразу пик популярности — и все. И Макс говорит, «Ребята, давайте, может, стопорнемся месяца на три-четыре, отдохнем? Ну, невозможно же!». А я возразил: «Макс, ты что, не понимаешь, какая остановка, какое стопорнемся?! Надо же работать, зарабатывать!». И ребята меня поддержали, а Макс оказался в меньшинстве. Позднее я понял — он был прав. А тогда — мы его не услышали. И я не услышал.

Максим Леонидов
Я действительно начал уставать. Вернее, так — мы начали уставать друг от друга. То, что казалось волшебством, нерушимой дружбой, стало превращаться в рутинную работу. Я пытался объяснить это ребятам — меня не услышали. И тогда я сказал, что ухожу.

Алексей Мурашов 
Я помню, как Макс объявил об уходе. Меня вызвали вечером в театр, сказали: что будет важное собрание. Я приехал, в кабинете у Натаныча уже все сидели — и Макс сообщил нам о своем решении. Никто не пытался Макса отговорить, все понимали, что это решение окончательное. Натаныч был потерян совершенно. Но единственное обязательство, которое Макс должен был выполнить — это отработать с нами гастроли в Швейцарии. 

Николай Фоменко
Если сегодня на это смотреть — время было такое, когда все посходили с ума. В стране начиналась революция, вообще была полная задница, в магазинах — пустые полки, нигде ничего нет, люди бунтуют, все перевернулось с ног на голову. И в этой ситуации такой ранимый — а он ранимый! — человек как Макс почувствовал все это особенно остро. Но это я сейчас, с высоты возраста все анализирую, а тогда эмоции были очень сильные. У всех. И у Макса, и у меня, и у ребят.

Алексей Мурашов
Мы однозначно решили продолжать. Сперва думали даже взять четвертого человека, но вовремя решили, что это никуда не годится. Нельзя заменить одного музыканта другим. Лучше попробовать что-то сделать втроем.

Николай Фоменко
Я даже благодарен Максу отчасти — его уход меня очень сильно стимулировал. Я собрался, я засуетился, я нашел коллектив, мы стали делать программу: не переделывать старые песни, а писать новые. И вот тут пригодилось то, что я задумывал для спектакля «Двор» — такое ревю, мюзикл, с большим оркестром, с дудками, как у «Чикаго», с огромным экраном, на котором демонстрируются клипы… Такого в Союзе вообще ни у кого не было — это сейчас концерта без экрана не бывает, а мы это еще тогда придумали и сделали. Был оркестр, был экран — и были мы трое, на авансцене, как основные участники программы.

Алексей Мурашов
Мне пришлось встать из-за барабанов и оказаться на первой линии с гитарой. Для новой программы и я, и Забл написали песни, при этом у меня образовался тандем с Колей — примерно такой, как у него когда-то был с Максом. Мы обменивались музыкальными идеями и вместе сочиняли. А на концерте мы и танцевали, и играли на гитарах, и пели, естественно.

Максим Леонидов
Мне лично нравятся некоторые песни, записанные ребятами в составе трио, у меня даже в плеере есть несколько номеров, я их с удовольствием слушаю.

Николай Фоменко
Ну и, конечно, мы продолжали появляться на телевидении — меня стали приглашать в разные телепередачи, но я туда же тащил за собой ребят. Мы вместе сочинили «Сухих и мокрых» — комедийный сериал.

Апдрей ЗаблудовскийСценарии для «Сухих и мокрых» писали по очереди, то Фома, то я, то Мурик. Каждый придумывал свое и развивал сюжет. К сожалению, развить окончательно у нас не получилось только, мы позабавились-позабавились, а потом наш пародийный сериал прикрыли. Хотя идея была шикарная.

Николай Фоменко
Мы с «Сухими и мокрыми», как обычно, убежали впереди паровоза. Это надо было сейчас делать, когда сериалы идут по всем каналам. А тогда сериалы были не так распространены. И, конечно, надо было сыграть все по-русски, а не с переводом, как у нас было сделано. Поторопились, конечно, но люди до сих пор вспоминают с улыбкой.

Андрей Заблудовский
Кстати, мы тогда чуть не объединились с Максом снова. Дело было в Израиле, куда мы приехали на гастроли. И Макс пришел на наш концерт. Мы увиделись, обрадовались и после концерта поехали к Максу домой, пить водку. Коля активно убеждал Макса: «Возвращайся, в стране все наладилось, там теперь все по-другому!» — чуть не убедил.

Андрей Заблудовский 
Мы сели писать третий альбом в составе трио — «Blues De Moscou». Начинали втроем, но продолжили вдвоем: Фома был постоянно занят на съемках, то тут, то там, то в театре, то еще где-то. Но нам он сказал — «Когда надо, я подключусь». А куда подключаться-то? Время поджимает, нас торопят. И мы на студии Эдиты Пьехи дописали пластинку очень быстро, надо было закрыть вопрос перед спонсорами – одна песня Муры, пять моих, одна Майка, одна БГ, добили, сдали. 

Николай Фоменко 
У меня накапливалась усталость, потому что я был занят в разных проектах и на музыку оставалось все меньше времени, хотелось двигаться куда-то дальше, развивались дела с автоспортом. Так что ребята продолжили без меня, а я ушел. Вернее, я отошел. Занимался своими делами, они — своими.